Я брожу, брожу по
свету
От рассвета до рассвета,
И, представьте, нет билетов
На тот краешек Земли,
Где сошелся клином свет,
Где видны и Да и Нет,
Где корабль со стеклянным дном
Стал на миг мне, как отчий дом,
Рваным парус Надежд
На ветрах- ротозеях,
Только слышно, как льется ром,
Недопитый с тех пор, как гром
Отшумел под страницами Хзмингузя.
На песчаном детстве вдруг
Надо мной замкнулся круг - край Земли,
Да по бархату Надежд -
От Key Largo до Key West,- корабли...
От своей судьбы не скроешь -
Я на Острове сокровищ,
И, представьте, где-то в море
Снова гибнут корабли,
Где сошелся клином свет,
Где видны и Да и Нет,
Где корабль со стеклянным дном
Стал на миг мне, как отчий дом,
Рваным парус Надежд на ветрах- ротозеях...
Только слышно, как льется ром,
Недопитый с тех пор, как гром
Отшумел под страницами Хзмингузя.
Моя
самая давнишняя мечта связана с морем. Сколько я себя помню, эта
болезнь была хронической. Менялись только названия морей - Желтое
переходило в Белое, Белое менялось на Черное, с заходом в Балтийское и
Каспийское.
Даже на Азовском довелось побывать.
Мог бесконечно слушать пароходные гудки, следить за юркими
погрузчиками, наблюдать за швартовкой писательской флотилии и падающих
с ног китобойцев. Особую любовь я проявлял к морским буксирам.
Я знал их по именам.
Стихов и песен я тогда не писал, но каждая ходка в Лузановку на
"Яше Гордиенко" была для меня придуманной экспедицией.
Дельфины за кормой следовали за прожорливыми чайками. А мальчишки в
униформе, ловко набрасывающие канаты на вылизаные столбики стали моей
белой завистью. Дальше уже Капитан маневрировал своим детищем, сокращая
разрыв между бортом и пирсом. После чего трап выпускал своих счастливых
пленников на берег.
Наш сынишка сначала научился плавать, потом стал ходить. Как моряк,
вразвалочку. Моя болезнь передалась ему по наследству.
И жену мне Боженька подсунул родом из Одессы.
Не из привоза, а именно с любовью к Ланжерону.
Морская болезнь, одним словом...
Сколько воды утекло с тех пор!!! Обалдеть можно, если только
призадуматься...
И Средиземное море, и Северное трогали мои ладони,...
И Мертвое, и Карибское.
И над Северным ледовитым удалось полетать.
А Атлантический с Тихим океаном зашли в мою гавань уже попозже,
как говорится, в зрелом возрасте.
С захватившей на всю оставшуюся привязанностью к стихам и музыке:
"...А внизу полощется Под мотив
магический Океан без
отчества, Просто
Атлантический, И струна
упрямая Вдоль Гудзона
мечется Над забытой
"Ямою" Бывшего
отечества..."
Лет двадцать пять назад, когда Грэгу было столько, сколько сегодня
нашему внуку Дениске, мы своим ходом поехали в отпуск.
Из Нью-Йорка в Майами и дальше на Key West,
через тридцать восемь
мостов в дом-музей моего любимого Хэма.
"Старик и море" никогда не покидал мою память.
Я и сейчас отчетливо помню эту книгу.
Эрнест Хэмингуэй смотрел на нас, послевоенных мальчишек, со стен наших
убогих квартир: в свитере грубой вязки, с седой густой бородой
и неизменной сигарой во рту.
Наши "ревущие сороковые", наши незабываемые шестидесятые...
Ни Грэг, ни Дениска в свои двенадцать эту фотографию в руках не
держали. Другие времена...
"Ветер старых надежд Не стучал в
мою дверь, И не там, и
не здесь, Ни тогда, ни
теперь...
Я судьбой
исходил за собой по
пятам, И всегда
где-то был - Нынче
здесь,завтра - там,
И пускай
позолотой Дожди моросят
- Можно только
по нотам Зайти в
шестьдесят..."
Это ж только призадуматься - внуку сейчас ровно столько, сколько сыну
четверть века назад...
И вдруг Я БРОЖУ, БРОЖУ ПО СВЕТУ... пришла ко мне в гости от
неугомонного Данченко, моего Друга, Админа и Архивариуса.
Вот так и живем!
Неплохо, надо сказать,
если дружим с Памятью!
Дайте ходу пароходу!
Даем...
Из далеких сусеков - Лейпциг, сентябрь 2011 год...
Видео из Германии а теперь новый Клип.
Между ними 4 года жизни...
И перед тем, как познакомиться с песней несколько слов о кораблике со
стеклянным дном - glass bottom boat, так он звучит на родном языке.
Под прозрачным днищем проплывают рифы и стаи разноцветных тропических
рыб!
Незабываемое зрелище...
Теперь самое время объявить посадку на наш корабль!